Прислуга.

Маринку я знала ещё в детстве.
По родству она мне, как говорится, седьмая вода. Но всё же родня.
Приезжали к нам, помню, в деревню погостить два лета подряд на несколько недель жена папиного двоюродного брата с дочкой, Маринкой, отдохнуть от городской пыли.
Марина старше меня на два года, и даже тогда, когда мне было восемь, а ей десять, она казалась мне существом невероятно добрым и от природы интеллигентным, хотя вряд ли тогда в моём лексиконе было это слово.
Слова приходят потом. А ощущение от человека есть сразу.

Она была милой и спокойной. Она с удовольствием возилась с моими младшими сёстрами и от всей души разрешала мне щеголять в её собственных, модных городских платьицах. Она заплетала мне косички и как-то подарила невероятно красивую резиночку с яркими цветами, которую я полюбила отчаянно и сразу, и которую потом потеряла где-то моя младшая сестра.
(Было очень жалко, помню)

На третье лето они не приехали (хотя я ждала), как не приехали и потом. Прижали девяностые и родителям её стало не до отдыха. Потом я узнала, что Маринке родили ещё сестру.
А потом я выросла, всё как-то стёрлось в памяти до полупрозрачного состояния, но когда моя мама, узнав, что я переезжаю в Питер, напомнила мне, что у меня там есть троюродные сестры, Маринка и Вика- я даже как-то обрадовалась.
Моя мама сообщила Маринке, что мы теперь - жители одного города, дала мой номер, и в первый раз Маринка позвонила мне сама.

Даже по телефону она показалась мне такой, какой я её помнила - доброй душой. Она спросила, не нужна ли мне её помощь, и каким-то чутьём я понимала: это не пустой вопрос, она действительна была готова помочь.
Мне ничего не было нужно, я справлялась сама, мы мило с ней поговорили, договорились как-то встретиться, но... вы ж знаете эту жизнь, всё как-то закрутилось. К тому же она жила на одном конце города, а я - на другом. И общение наше на тот момент ограничилось телефонными поздравлениями друг друга с праздниками.

Мы встретились с Маринкой впервые почти через два года после моего переезда в Питер. Встретились при печальных обстоятельствах: она просила меня приехать на похороны. Умерла тётя Оля, её мама, тяжело болевшая последние годы. Так на руках Маринки и умерла.
Папа умер за много лет до этого.

Маринка и в жизни оказалась такой, какой я её помнила, ну, с поправкой на возраст, конечно. Мягкая и доброжелательная, даже на поминках она интересовалась, как я живу, и не нужна ли мне какая-нибудь помощь.
Потом мы стали общаться чаще, и раз в несколько месяцев даже встречались за бутылочкой вина поговорить про жизнь. С Викой я как-то не общалась. Она - совсем другое поколение.
Марина - единственный человек из всей родни, который догадывается, чем я занимаюсь.
Я не говорила ей этого прямо, но и соврать про какую-нибудь работу или богатого спонсора ей почему-то не смогла. Ну и откуда у безработной девушки без постоянного мужчины могут быть деньги на то, чтобы снимать в мегаполисе квартиру и неплохо одеваться?
Маринка слишком умна, чтобы не понять, и слишком тактична, чтобы задавать вопросы. А потому мой род занятий остался между нами чем-то вроде утверждения по умолчанию, о котором не обязательно говорить вслух.

Впрочем, её, как я понимаю, это никогда не коробило. Она всегда была девушкой хоть и интеллигентной, но достаточно современных взглядов.
При всей миловидности и прекрасном характере Маринка к своим тридцати ни разу не была замужем. Больше того, даже сколь-нибудь постоянного кавалера у неё не наблюдалось - мужчины часто обходят стороной не стерв.

Встречаясь, мы часто обсуждали с ней мужчин, которым не нужно тепло, и она не раз вздыхала, что всю жизнь мечтала создать крепкую семью, с хорошим мужем и детьми.
И я, помню, сильно за неё порадовалась, узнав, что на горизонте, наконец-то, замаячил тот самый приличный мужчина, с которым она начала встречаться.

Мою радость несколько омрачало одно обстоятельство: Миша был в разводе и с детьми. Дети, два сына, погодки, десяти и одиннадцати лет, жили с ним. Жена умотала в неизвестном направлении и не показывалась вот уже лет шесть как.
Впрочем, Маринку наличие готовых детей нисколько не смутило, как не смутило и то обстоятельство, что Мишино семейство, включая Мишиного же папу, жило в небольшой двушке.
Марина сказала мне тогда, что это вовсе не беда, наоборот, получить сразу такое большое семейство - почти за счастье, а что касается небольшой квартиры - ну что ж, есть где жить и ладно, а в маленькой однушке, доставшейся от мамы, если что, как раз останется жить сестра, им с мальчиком всё равно больше негде, а там, вроде, всё серьёзно.

Зато Миша - именно тот человек, которого она, Марина, искала, кажется, всю жизнь. Он не бросил своих сыновей, а это значит, что с ним не страшно завести и своих, общих, деток.
В конце концов - возраст, чего ещё ждать? Что появится шикарный принц на коне? Да не появится, понятно.

И Марина, что называется, с головой ринулась в новую семью.
Марина всегда была доброй душой, она никогда не гналась за богатствами, как впрочем, не была и девочкой розовых очках. Скорее, она всегда была реалисткой, покорно принимающей то, что есть, таким, как есть.

Её не оттолкнули чужие дети, не испугал не очень большой Мишин доход, она вообще не бежала от трудностей, она видела перед собой в целом неплохого человека, Мишу. Обычного, среднестатистического мужчину, не хватающего звёзд с неба, с которым, впрочем, можно было создать семью.
"Люди взрослые, руки-головы есть, прорвёмся!" (с)
Она познакомилась с его детьми и носила им конфеты, игрушки и модные футболочки.
Она не просила ресторанов и вместо вечерних прогулок потихоньку начала вникать в домашние задания, которые дети приносили из школы, и как-то даже несколько недель подряд, вместо походов в обеденный перерыв в ближайшую кафешку с девчонками, сидела на работе и довязывала будущему свёкру свитер - старалась успеть к его дню рождения; не хотелось покупать что-то обычное, рядовое. Свитер, связанный женскими руками - вдвое теплее и ценнее.

В целом, они создавали впечатление счастливой пары.
Миша, видно было, тоже относился к ней тепло, и потому я совершенно не удивилась, узнав, что она, наконец-то, насовсем переезжает к нему.
В следующий раз мы встретились с ней, когда её беременности было уже полгода. Она светилась вся.
Она рассказывала, что это так прекрасно - иметь дом, в котором ждут.
В декрет она ушла уже на девятом месяце и родила хорошенькую дочку.

Маринка крутилась. Крутилась страшно.
Она варила-стирала-убирала чуть ли не круглосуточно. Она металась между беспокойной грудной дочкой, уроками старших детей и капризным престарелым свёкром, и однажды призналась мне по телефону, что засыпает буквально на ходу.
Она успевала создавать дома уют и варить огромные кастрюли еды: шутка ли - трое взрослых, двое подростков, да ещё и грудная дочь.

Примерно в то же время Миша начал как-то самоустраняться.
Всё его участие в жизни семьи ограничивалось принесённой зарплатой и оставленными где ни попадя грязными чашками.
В семье теперь была женщина. Заботливая, уютная, домашняя женщина, которая тянула всё.
К чему было вмешиваться? Есть же баба...

Первые проблемы замаячили через полгода после рождения Насти. Стало ясно, что семье катастрофически не хватает денег. Заработанное до декрета как-то быстро ушло на сами роды, подгузники и докторов, Миша зарабатывать больше не стремился, сказав: "А что ты хочешь, другие же как-то живут...".
Семья, до декрета здорово поддерживаемая вливаниями с Маринкиных доходов, стала жить не то чтобы впроголодь, но... как-то без изысков.

Она не унывала. Она хранила очаг, как могла.
Она покупала кости и варила сытные супчики, хоть без мяса, зато с наваром; она покупала подпорченные дешёвые фрукты, вырезала подгнившие бочка и кормила целыми спелыми остатками старших детей - детям нужны витамины; она варила по утрам кашки и заботливо давала старшим в школу по бутерброду с самым дешёвеньким сыром.
Дети голодными быть не должны.

Все быстро привыкли к её постоянной заботе и стали воспринимать её как нечто само собой разумеющееся.
Вряд ли кому-то приходило в голову мыть за собой тарелки. Всё, к чему Маринке удалось приучить большую семью - хотя бы не оставлять их на столе, а относить в раковину. Большего интеллигентная, домашняя Маринка, не привыкшая "брать на горло" и не умеющая повышать голос, добиться не смогла.

Мишины сыновья подрастали и, ну конечно же, потихоньку отбивались от рук. И как-то даже сташий, когда Марина попыталась мягко упрекнуть его за очередную шалость, с вызовом сказал: "Ты мне что, мать? Нет? Так и молчи!"
Марина растерялась и не нашла, что ответить. Если люди, которые не умеют отвечать на хамство.
Впрочем, вечером рассказала Мише. Миша обещал поговорить с сыновьями, но то ли не сделал этого, то ли разговор не возымел действия, но с каждым днём становилось всё хуже. И чем дальше - тем больше Миша предпочитал просто отмалчиваться.

А тут ещё и свёкор, постоянно достававший Марину мелочными старческими придирками: тут не досолила, тарелку криво поставила, свитер его же третий день валяется - нет женщины в доме, никто не уберёт...
Марина молчала из уважения к старости; досаливала в тарелки, равняла посуду в сушке, убирала вещи, которые, кажется, он разбрасывал даже специально, из немотивированной нелюбви к невестке, чтоб было за что упрекнуть.
А тут ещё и маленькая дочь, совсем ручная, вечно орущая, всех злящая, мешающая всем спать...

* * * * *
Серьёзный звонок (хотя разве то, что было до этого, было не серьёзно?) прозвенел прямо при мне.
У Маринки был день рождения. Его никак не отмечали, просто я решила зайти в гости и поздравить.
Что дарить - вопрос не стоял. Я знала, что больше всего Марине сейчас нужны деньги. А ещё я знала, что она ни за что их не потратит на себя, не купит себе даже какого-нибудь пустячка. И потому, кроме денег в конверте, я собрала ей коробочку со всякими женскими штучками: я накупила ей Герлена, знала, что она им всегда пользовалась, а сейчас вряд ли себе позволит.
Я сложила ей в коробчку тушь, пудру, румяна и палетку теней её любимых цветов.
Я пришла к ней с цветами и тортом, вручила конверт, и в тот момент, когда мы вдвоём сели на кухне пить чай, подарила коробочку.
Она открыла и ахнула. Она почти заплакала, сказав, что то, что у неё было - давно поистаскалось, а на новое выкроить - давно нет возможностей.

И в этот момент в кухню зашёл Миша.
Он недоумённо посмотрел на косметику в её руках и насмешливо спросил:
-Зачем тебе всё это? Куда тебе краситься-то?
Пожал плечами и вышел из кухни.
-Марин, - сказала я, переварив услышанное, - он тебе хоть цветы-то подарил?
Я заметила вдруг, что единственный букет в вазе - мой.
-Нет, - махнула рукой Маринка, - какие там цветы...
-Подарков, как я понимаю, тоже не было? - допытывалась я.
Марина покачала головой.
-Ну хорошо, - не унималась я, - а дети тебя поздравили?
Марина смолчала.

Я попыталась ей сказать, что её лодка несётся не туда, и поняла по её глазам, что она и сама это понимает. Только сделать ничего не может.
Слишком хорошим человеком была Маринка. Слишком добрым. Слишком заботливым. Слишком...
Я уходила от неё с гнетущим чувством. С Мишей мне не хотелось даже прощаться, хоть я и сделала это через силу.

* * * * *
Я заходила к ней недавно. Была в её краях, возвращалась от клиента, позвонила и спросила, можно ли мне зайти в гости через полчаса? Она обрадовалась и пригласила.
Я накупила вкусняшек, поднялась и позвонила в квартиру. Дверь мне открыл младший сын, буркнул: "Мы ужинаем." и испарился.
-Кать, ты? - я услышала её голос в кухне. - Проходи, кушать будешь?
Я отказалась от ужина, прошла на кухню, Маринка обняла меня, я поздоровалась со всеми, и вдруг заметила неприятную деталь: вся большая семья, Миша, два его сына и свёкор, ели, сидя за обеденным столом.

Марина ела отдельно от них.
Об этом явно говорили отдельно втиснутая между мойкой и плитой тарелка с супом, лежащий там же хлеб, и поставленная табуретка.
На кухне было мало места и я сказала, что подожду в комнате.
Я сидела на полу рядом с ползающей Настей и слышала всё, что происходило на кухне.
"Марин, добавь!" - голос старшего.
"Слышь, дорежь хлеб!" - Миша.
"Эй, дай лука..."- свёкор.
И по звуку постоянно отодвигающейся табуретки понимала: они не дают ей спокойно даже поесть.

Через полчаса мы сидели вдвоём на кухне, за закрытыми дверями, хоть как-то защищающими от орущего в комнате телевизора, я мыла посуду, Марина держала Настю и мы говорили.
-Марин, - сказала я, - ты почему с ними не за одним столом ешь?
-Там нет места, - как-то тихо сказала Марина. У неё были совсем потухшие глаза.
-Ну как нет?! - возмутилась я. - А раньше было?! Да и вообще - что это за херня?!
-Свёкор недавно сказал, что впятером за столом неудобно... - Марина говорила это ровно, бесцветно, как-то покорно.
-А Миша что?! - закипала я.
Марина пожала плечами и я поняла: Миша - ни-че-го.

А потом её прорвало. Она, стараясь плакать беззвучно, говорила мне, что денег не хватает ни на что вообще. От Миши не добьёшься ничего, он сказал: "Другие ж как-то живут.", а детям надо... надо... надо...
И она, Маринка, решила выйти на работу. И даже нашла подработку, на пару часов, во второй половине дня, как раз старшие из школы приходят, чтоб было кому хоть как-то присмотреть за Настей.
А они оба отказались наотрез, сказали: "Мы тебя её рожать не просили...", свёкор - пенсионер, сидящий дома - тоже. А Настю деть некуда, даже на пару часов, в яслях нет мест, на няню просто нет денег, да и подработка та - сущие копейки, выживать.
И Миша сказал, как всегда: "Другие ж как-то успевают и работать и за детьми смотреть. Вот и ты успевай!"

Я офигела. Меня трясло. Я спросила, почему она не вернётся в родную квартиру, к сестре? И Марина сказала, что во-первых, там она ни к месту - у них уже семья, свой родился, а во-вторых - ну как уйти? Здесь же её семья... Её большая семья, которая нуждается в её заботе...
Куда же она от семьи?..

Я не знала, что делать. Я сказала ей только, что если она решится уйти - я помогу ей с квартирой и с деньгами, пока она не встанет на ноги.
Я готова была забрать её сразу же, в тот же вечер, хоть с вещами хоть без, только ребёнка в охапку - и нафиг из этого шалмана, ко мне, куда угодно...
Я сказала, что заберу её сейчас, или в любой момент, когда она позвонит, в любой день, хоть среди ночи.
Но она так испуганно посмотрела на меня, так махнула рукой, что я поняла: что бы я не предлагала - она на это не пойдёт.

У неё же семья.
Большая, дружная и крепкая семья.

http://prostitutka-ket.livejournal.com/105224.html